тестовый баннер под заглавное изображение
Кто-то бульдозерно уперся в спину. Мелькнуло: забавляется какой-нибудь знакомый — узнал с тыла и прикалывается. Но, обернувшись, увидел злобную небритую харю.
— Быстрее, хрен моржовый, ходить надо, — прошипел мужик.
Масленикова взбесило хамство, он ответно толкнул.
— Ты чего? — набычился мужик (он и без того походил на вола).
— А ты чего? — ответил Маслеников.
Впрочем, не настроен был препираться, торопился в больницу к угодившему в автомобильную передрягу другу.
— Колебал тебя и твое кожаное пальто! — рыгнул скот.
Маслеников ошарашенно воззрился на негодяя. Маленькие карие глазки (вспыхивают веселыми огоньками), нос картошкой, выпирающие синеватые скулы… Воняет омерзительно. Перегар смешивался с амбре прокисшей квашеной капусты. Бр-р-р… Мерзавец захлебывался от наслаждения, изливая оскорбления.
Маслеников решал: двинуть по роже или не связываться? Отступление казалось бегством. Он бы вмазал, но предвидел неясный исход поединка, интуитивно и визуально микитил: задира специально провоцирует драку, потому что сильнее и массивнее. Да и последующее разбирательство маячит: виноват, не виноват, а затянут, заметут в отделение, и неизвестно чем кончится, не отбрехаешься, даже если прав.
Гад придвинулся — пахнуло еще невыносимее: немытым телом и вчерашней водкой, — и яростно зашептал:
— Твоя мать шлюха. Ты — выкидыш. Ее имели все.
Помутилось в голове. Глаза залила ярость. Маслеников пихнул мужика — тот лишь качнулся — и боковым зрением уловил: приближается фигура в серой шинели и форменной фуражке. «Вот и влип!» — не вполне сознавая, что предпримет дальше, подумал Маслеников.
Сержант был молоденький, с бледным костистым лицом.
— Что у вас? — строго спросил он.
— Надирается товарищ, — сменив тон на слезливо-бабский, заныл притвора.
— Предъявите документы, — с властным нажимом потребовал страж. Мужик уверенно извлек из кармана ксиву, Маслеников не успел разглядеть, какой организацией она выдана. Сержант мельком глянул.
— Теперь ваши.
Маслеников с достоинством подал служебное удостоверение.
Сержант ознакомился, посерьезнел и приосанился, как бы ожидая приказаний. Перемена в его поведении придала Масленикову большей убежденности в намерении наказать и проучить.
— Прошу задержать хулигана.
— Пройдемте, — сказал сержант.
Жлоб подсдулся.
Двинулись к эскалатору. Сержант пропустил их двоих вперед. Ступив на движущуюся ленту, мужик облокотился о поручень. Маслеников, стоявший ниже, с омерзением разглядывал его жирное тулово, выпуклые ягодицы, разошедшийся на заднице разрез синтетической куртки, заляпанные грязью ботинки и мятые брюки. Жлоб вызывал физическое отвращение.
— Направо, — скомандовал сержант.
Комната милиции располагалась неподалеку от касс. Прислонившись спиной к никелированному заграждению, отдыхал капитан милиции. Сержант к нему направился. Маслеников с удовлетворением прочитал вывеску: «Пункт охраны порядка». Наведем порядок!
Мужик придвинулся и зашептал:
— Ну, хрен кожаный, пожалеешь.
Маслеников не испугался. Ощущая моральное преимущество, он первым вплыл в тесную комнатку; там сидел очкарик в штатском и трое парней в солдатских шинелях с бляхами «Патруль» и ножами на поясе.
Капитан занял место за столом.
— Какие друг к другу претензии? — спросил он.
Мужик затараторил:
— Иду по переходу, а этот… — он иронически помедлил, прежде чем произнести следующее слово, — господин… мешает, тормозит движение пассажиров, еле ноги переставляет, ну я его слегка отодвинул, а ведь мог и посильнее плечиком… И покатился бы… вниз по лестнице… Да чего с пьяным церемониться!
— Ладно, не очень-то! — одернул его капитан. И неодобрительно уставился на Масленикова, у которого от бессовестного навета отнялся язык, перехватило дыхание. — А у вас что?
— Он меня оскорбил… Матерился. И водкой от него, а не от меня разит… — Маслеников сам устыдился смехотворности своих доводов и заискивающей доносительской интонации.
Заулыбались даже патрульные.
Капитан вперился в документы мужика. Теперь Маслеников разглядел — тот козырял удостоверением дружинника. А еще мерзавец, как бы между прочим, положил на стол маленькую брошюрку с заглавием «Библиотечка партийного активиста». Капитан скользнул по ней взглядом.
— Свидетелей нет, привлечь его нельзя, — рассудительно заговорил Маслеников. — Прошу поверить на слово… он вел себя недопустимо… и дать его адрес, сам с ним разберусь.
— Так, Казачков Юрий Борисович… Снабженец… Курчатовский институт… Место рождения?
— Город Острог, Ровненская область.
Маслеников чуть не рассмеялся при упоминании острога: в тюрьме родился — в тюрьме помрет.
— Город какой? Ровно — это что? — не уразумел капитан.
— Ровненская область. Город Острог.
— Как-как? — опять не понял лейтенант.
Мужик едва заметно иронически скривился, на какое-то мгновение между ним и Маслениковым возникло чувство солидарности и высокомерного сознания принадлежности к клану людей знающих и понимающих, в отличие от недотепы-протоколиста.
Журнал, куда капитан заносил данные, был маленький и неудобный, сложилось ощущение: запись он делает формально и лишь бы отбояриться.
— Адрес нынешнего проживания?
Мужчина продиктовал. Маслеников достал из кармана бумажку и записал.
— Теперь вы.
Маслеников протянул удостоверение. Оно не произвело на капитана никакого впечатления.
— Год рождения. Адрес.
— Адрес при нем называть не буду, — сказал Маслеников.
— Ладно, — сказал капитан.
— Как это? — взъелся мужчина. — Товарищ капитан, с какой стати я здесь преступник? Я назвал, а он, видите ли, не будет. Тогда отберите у него мой.
Впрямь могли потребовать бумажку с координатами, Маслеников уже не ощущал себя победителем, перспектива справедливо вершащегося возмездия становилась зыбкой. Кроме того, начинала заботить минута, когда отпустят. Что предпримет гад? Такой на всё способен.
— Пусть даст адрес! — настаивал мужик.
— Не дам, — уперся Маслеников. — Еще чего… при нем называть. Он пьяный, а вы внимания не обращаете.
— И что из того, что выпил, — мужик не отпирался, перехватив инициативу и уловив преимущество благоволения милиционеров. — Пусть даст адрес.
— Дам, если этот выйдет из комнаты.
— Выйди, — распорядился капитан.
— Как это?
— Выйди и подожди за дверью.
Капитан двинул брошюрку «Библиотечка партийного активиста» в обратном направлении. Мужик сграбастал ее и вышел.
— Давай адрес, — сказал капитан.
— Не дам, — повторил Маслеников.
— Почему?
— Потому что ему отдадите.
Патрульные опять смеялись.
— Иди отсюда, — сказал капитан.
Маслеников вышел. Мужик ждал в коридорчике, сверкая глазами.
В распоряжении Масленикова была минута. Маслеников вмазал ему по сальной роже и пустился наутек. Жлоб от неожиданности попятился, потерял равновесие. Маслеников этим воспользовался.
В такси, отдышавшись и успокоившись, оценил сметку капитана, которому лень было водить ручкой по бумаге, вот и угомонил соперников, не стал нагнетать и распалять. Свое поведение признал крайне неудачным. Не то, не так говорил. Мужик — псих, быдло, закомплексованный на собственной невезучести кретин. Вот и надо было его уесть: «С идиотом, рванью и вонючкой разговаривать не буду!» Или: «Покажи справку от психиатра, что нормален, тогда буду с тобой якшаться». Нет, вскипел, уронил себя, поставил на одну доску с дебилом. Уважения к личности захотел. Да где оно видано?
Та брошюра, которую мужик настойчиво подпихивал капитану, то удостоверение дружинника — опознавательные знаки: «я свой», «я из вашей стаи»… Эту спайку не порвать. Этот заговор не расщепить… Будь хоть стопроцентно непогрешим!
Маслеников догадывался, какие слова скажет мужику капитан, если тот вернется в комнату: «Да брось ты! С дерьмом связываться…».
